Начиная эту войну, много сотен лет назад, Легамент даже представить не мог, что всё обернется именно так. Что страх перед сильным заставит их, объединившись, заточить собственного отца, что предательство братьев убьет ту, что он любил больше жизни. И обезумев, он уйдет в мир, где горестным криком отчаяния и боли вырвались в мир те образы, которыми он сохранил ее в своей памяти и вдруг ожили, снова взглянув на брата, но другими глазами.. невероятными, вишневыми..

Когда Совет закончился, первое что он сделал, это потребовал у Атума выполнения части их сделки. Заточенная на Грани Фелиция стала пленницей, смотревшей на него с укором и ненавистью, кричащей о том, что его уничтожит пришедший на Грань Кристоф, что лучше бы они убили Легамента, чем терпели их выходки. Фиолетовые глаза в ответ смотрели холодно, он слушал ее и больше ничего не чувствовал. Когда на Совете, она отвергла и прогнала Миклоша, отчаяние и усталость накрыли ее сознание именно к нему она пришла, готова бросить клан, ища поддержки и укрытия. Или смерти от его рук. Ища помощи и защиты, перед тем как решится выйти на солнце. Ослепленный странной привязанностью, созданной от душевной пустоты из которой вдруг исчезла любимая сестра, Иноканоан остановил ее, а сейчас не мог понять почему тогда поступил так. Сейчас об этом напоминали лишь шрам на ее ключице и ставшие после его крови черными глаза.
Он равнодушно смотрел, как Атум вырывает из нее сознание Соломеи, будто отрывает части души, как захлебываясь кровью, лежащая на полу мормоликая что-то шептала о жестокости и думал лишь о том, в какой части грани запереть ее пока. Несколько веков станут для нее спасением и наказанием, вернувшись в мир, она возненавидит его клан и свой, когда увидит насколько все изменилось, но не выйдет на солнце и останется жива. А ненависть  - небольшая плата за жизнь того, кто был тебе дорог хоть мгновение.

Привычный зал с камином в их доме, где так весело раньше пылал огонь, когда они сидели вместе, обсуждая глупости, совершенные другими кланами. Он курил в кресле, малышка играла на ковре, создавая иллюзии которые тут же с аппетитом разрывал на части ее любимчик Вася. Звонким колокольчиком звучал ее смех, и очередная вишенка исчезала из вазочки.
Сейчас в доме была тишина. За последний месяц она уже стала ему привычной, хоть от этого и не менее неприятной. На кровати около спящей белокурой девушки лежало с десяток книг. Первые сутки после совета, Иноканоан улаживал дела, после чего просто ушел сюда. Он искал информацию по старым фолиантам, но лишь в сотый раз прочитывая то, что уже знал, психанув, ладонью смахнул книги на пол. Страницы рассыпались по полу, будто не скрепленные обложкой и радостно вскрикнув, взмыли к потолку, полетали немного сверху, а потом уселись на балки, усмиренные мимолетным взглядом хозяина дома. Всё не то. Стоило все-таки признать, что ни одна книга не даст ему ответ о том, как не потерять ее снова. Он знал малышку, и понимал, что этот разговор станет один из самых тяжелых в их жизни. Сложно было представить, как сильна будет обида девочки. Она может и не простить брата. Брата ли?
Было странно видеть эту девушку и осознавать что это его Соломея. Иноканоан сидел на кровати, гладил золотистые локоны, тонкие черты лица и ждал ее пробуждения. Ждал и беспокоился. Она была воплощенным безумием, частью моей души, моим подсознанием. Кто она теперь? Кто мы друг другу?

Время вдруг обернулось странной игрушкой, подобной юле. Оно замерло на месте, но не останавливалось ни на мгновение, крутилось, вращалось, а ее сон все никак не прекращался. Легамент не знал, как долго он сидит рядом с любимой, казалось, что уже месяцы прошли. Ее сон казался безмятежным, спокойным, хотя иногда девочка кривилась, будто видела что-то неприятное. Настороженный, он все же не заглядывал в ее сон. Пусть это останется только ее. Он будет ждать. Ждать своего приговора.
Мгновение, и ее глаза широко распахнулись. Закашлялась и из нее фонтаном рванула кровь, которой ее напоили пи обращении. Легамент положил ей ладонь на спину, но спазмы настолько сильно мучили ее тело, непривычное к таким ощущениям, что Соломея даже не ощутила касания. Из зеркала на нее посмотрели недоуменные голубые глаза. Она поднялась, всматриваясь в свое отражение с недоверием. Он молча ждал, зная что она не ощущает его присутствие и с этим придется смириться. Эта мысль была неправильной, странной.
Крик, от которого вылетели бы стекла, не будь это всё иллюзией, пронзил их дом. Силой безумия она вернула своим глазам вишневый цвет, но вернуть самой себе прежнее тело не смогла бы, даже если бы очень захотела.
- Что ты натворил?
- Сделал так, что если я погибну, ты выживешь. И подарил свободу.
Укор вишневых глаз было вынести не просто. Иноканоан поморщился и отвел взгляд. 
- Ты хотела, чтобы я раскрыл секреты, которые разделили нас и мне очень многое надо тебе рассказать. Это та часть моего прошлого, что я не осмеливался рассказать тебе раньше…по некоторым причинам. И все, что было у нас, не было ложью, прошу, не думай так. Я просто боялся потерять тебя...снова.
Поднявшись  с  кровати, он сделал шаг к замершей у зеркала девочке. Их разделяла пара шагов, а казалось – пропасть непонимания.
- Если ты дашь мне шанс, я расскажу тебе все. Но начну пожалуй с той тайны, что была для меня самой тяжелой ношей многие века, - он замолчал, собираясь с силами и понимая, что никому еще не рассказывал эту историю. Никогда не признавался в том, что сделал чтобы обмануть собственное горе, уменьшить безумие и боль.
- Ты ведь знаешь легенду о том, как мы с братьями усыпили Атума. Но, ты знаешь не всю  историю. С самого начала я не доверял Основателю.  Хотя и знал, что ему было очень сложно в этом мире, но его проблемы волновали меня в последнюю очередь. Единственная, кто вообще меня хоть сколько волновал - Обайфо, его 9-ое дитя. Она была милой, чувственной, ранимой и, при всем этом, - очень сильной. Она - единственная, с кем из них я действительно общался, осваиваясь в новом для себя мире, гуляя по Грани. Иногда я приглашал ее туда, но соглашалась с мной пойти она еще реже. И каждый раз, гуляя вечно меняющимся миром, сестра говорила, что это место способно убить даже нашего отца. Что мой мир не такой как другие. Особый мир.
Шаг. Ближе к ней, к собственному страху, к тому, что она исчезнет из его жизни, заперевшись в какой-то иллюзии.
- Обайфо продолжала общаться с Атумом и другими нашими братьями и сестрой. И все больше беспокоилась о судьбе Отца, и людей. Однажды она пришла к мне и рассказала, что так больше продолжаться не может, Отец разрушает этот мир и самого себя. И все мы - первые его дети - решили помочь ему заснуть. Когда они найдут способ примирить его силу и силы этого мира - они снова объединят силы всех кланов, детей первых созданий Основателя, и разбудят Отца. Обайфо попросила меня помочь ей в ритуале. Я пытался объяснить, что риск слишком велик, но она была упряма и мы впервые поругались. И все же я пришел на ритуал, в последний момент. Она встретила меня теплой улыбкой, мы решили, что больше ссор не будет и все позади. Но всё пошло не так. Мы не знали тогда, что Шип и Молох отступили от продуманного сценария, и решили изменить свою часть, чтобы помочь Отцу не уснуть, они все решили с ним заранее. Отец был помещен в пирамиду, которую забрал будущий основатель клана Лугат, а их ошибка в четкой огранке ритуала стояла Обайфо жизни. Вся ее сила была истрачена на поддержание рушащегося контура, и она рассыпалась звездной пылью в моих руках. Убитый горем я проклял все и заперся на Грани на века. И наш мир помог мне. Из ее глубин и моего сознания воплотилась маленькая девочка, продрогшая, уставшая, испуганная. Которую мне захотелось защитить любой ценой! Даже если для этого понадобится отдать свою жизнь..ведь я четко видел в ней черты той, что любил.
Шаг. Вот она. И прикоснутся к ней так легко, только руку протяни.
Легаментиа посмотрел на застывшие под потолком страницы книг. Как перепуганные птицы, они замерли, будто дом стал для них клеткой. Как он сам стал когда-то клеткой для своего морока.
- Я больше не тосковал по Обайфо, потому что она всегда была рядом со мной. Просто отзывалась на другое имя. На твое имя, любимая...
Он хотел обнять девушку, но решил, что не стоит. Понимая, что может потерять эту возможность, слишком хорошо зная, что спустя мгновение, охваченная гневом, она отшатнется. Нет. Он поднял согнутую в локте руку и с потолка к нему рванула одна из страниц. Как ручной сокол, она осторожно села на его запястье, выпуская в кожу выросшие острые когти, довольно заурчала, когда он провел пальцами второй руки по исписанным словами перьям.
В этом новом теле она казалась ему другой и, зная сестру целые века, Иноканоан вдруг понял, что сейчас он должен просто выдержать волну ее гнева. Вполне справедливого, впрочем.

Он покачал головой, но не стал спорить. Объяснять, что она никогда не была тенью было бессмысленно. Да, она появилась из его горя о другой, но они были настолько разными, что это было просто невозможно сравнить. Как небо и огонь, как ива и маленький ураган, как наполненный иллюзиями воздух и солнечный луч, падающий за замершую землю.
- Ты - Соломея. Вторая глава Клана Иллюзий. Моя сестра...если ты захочешь, - его голос звучал спокойно и уверено. Во взгляде не было того страха и опасений, что он чувствовал ожидая ее пробуждения. И вопросов не было. Ответы оказалось достаточно, стоило лишь вспомнить варианты их будущего, открывшиеся ему.
- Я все тот же. И ты. Зависит лишь от того, примешь ли ты мое решение как верное…
Ожившая станица книги, обрекшая внешние черты искаженного сокола, слетела с вежливо подставленной руки подростка и устроилась на плече девушки, сильно вонзив когти. Иноканоан усмехнулся. Его иллюзии всегда тянулись к ней, будто подсознательно чувствовали настоящую сущность девочки. То, что сокол и сейчас поступил так, было хорошим знаком.
Импровизированная птица расправила все шесть страничных крыльев, захлопав ими, будто разминалась перед полетом, заклекотала, ткнулась головой в щеку блондинки, а потом начала чистить невидимые перья острым углом, видимо заменяющий ей клюв. Несколько вырванных из контекста фраз осыпалось на плечо девочки.
- Когда мы в последний раз говорили с Фелицией, ты сказала «Он знает что делает». И была права, - знаю. Я понимаю, что в новом облике есть минусы, которые тебе неприятны или тяжелы в силу своей ограниченности.
Пространство стало искажаться, будто прорывалось одно сквозь другое. То пол под ними перенесся на огромное пшеничное поле, где будто создавая настоящие волны по морю, по нему гулял сильный ветер и по синему небу летали огромные медузы, то в ночной клуб, где сильно шумела музыка и среди толпы веселящейся молодежи можно было разглядеть нескольких охотящихся ночных братьев, то в охваченном огнем пылающем от основания до крыши большом доме по которому летали ошметки красивой пьесы. Картины сменялись с такой скоростью, что порой сложно было разглядеть в какие века это произошло. Легамент смотрел на нее, чуть склонив голову набок, как обычно делал, когда любовался или размышлял. Будто приняв какое-то решение он кивнул, и быстрыми движениями расстегнув пуговицы рубашки и снял ее. Вещь упала, в паре метров от них замерела на деревянном полу черным пятном, похожим на космическую кляксу, ведущую в другой мир.
- Те недочеты, что я допустил…что ж, я их исправлю, с твоего позволения, - произнес подросток, и не дожидаясь ответа, поднес запястье к своим губам и так сильно рванул клыками, что казалось, рана располосует ему половину предплечья. После чего он сделал шаг вперед, и протягивая раненую руку к губам девочки.
- Пей, - тоном, не терпящим возражений, произнес растрепанный юноша, не сводя с бывшей сестры пристального взгляда. На пол между ними упало несколько тяжелых серебряных капель, похожих на расплавленный металл.

То, что новообращенный киндрет смог преодолеть безумную жажду, мучившую ее тело сейчас, было уже показателем многого. Но даже Соломея, с силой ее духа, не сможет вечно противостоять потребностям нового тела.
- Ложь...! Я безоговорочно верила тебе и любила, не подозревая, что все твои слова сплошное вранье, как и ты сам.
То ли размышляя, то ли просто желая отвлечься, она играла с иллюзией, что он создал случайно, пока ожидал ее пробуждения. Книжная птица взмыла в воздух, присоединившись к сидящим под потолком товаркам.
- Я уже не та, не твоя сестра, Лигамент, и никогда ей не была. Всего лишь забавное творение, которое верила в иллюзию брата и их глубокую связь. Она верила, а я не могу. Не сейчас. – Иноканоан покачал головой. Он так просто мог вернуть ей силы и связь, о которой она тосковала не меньше чем он сам, это было легко понять, но по незнанию девочка пока отказалась от крови. Что ж, видимо, все же стоит объяснить ей что произошло и что будет дальше.
Раздумывая с чего начать, он наблюдал за тем, как молодая лигаментиа творит свои первые иллюзии. Для рожденной всего несколько дней назад – удивительные, яркие и детальные. Но, для Соломеи, они наверное казались совершенно ничтожными.
Малышка казалась перепуганной и закрывшейся от всего мира, как подросток, которому кажется что его никто не понимает. Иноканоан покачал головой.
- Мои слова не все были ложью, маленькая. Ты была мне сестрой..видимо больше не будешь.
Глава клана Иллюзий сел на пол рядом с девушкой. Серебряная струйка крови медленно стекала с его запястья, оставляя пятна на его теле, джинсах и на полу.
- Долгие века я сам верил, что это правда. В силах Легамента наложить на себя многие заклинания. И, видимо, он хотел обычной жизни, насколько это возможно для Перворожденного.
Парень внимательно изучал сидящую рядом блондинку, пытаясь привыкнуть к ее новому облику.
- Я не помнил что ты иллюзия, не знал что ты не моя сестра. Я искренне любил тебя. И люблю. - фиолетовые глаза сверкнули переливом алого, более ярким чем у девушки. В голосе будто слышалась грусть, но эта была лишь видимость, - Но будущее решило иначе. Не знаю, почему пало то заклинание, возможно это вина Основателя, но я вспомнил как обстоят дела в реальности, вспомнил свою истинную сущность..и вспомнил как ты появилась.
Он поднял руку перед собой, и капли стали медленно падать на пол, разбиваясь на сотни брызг. Будто не замечая взгляда бывшей сестры, Иноканоан сжимал кулак, заставляя кровь бежать быстрее.
- В многих вариантах будущего моя борьба с Атумом заканчивалась тем, что я терял тебя. Пускай ты не простишь мне это, но я просто хотел обезопасить сестру. Чтобы ты была настоящей, жила своей собственной жизнью.
Он нахмурился.
-  Я знал, что ты откажешься, если я скажу, на какую сделку пошел со своим врагом, ради этого. К тому же, из страха потерять то, что между нами было, - нашу связь и твои силы. Но те знания и воспоминания легли на мои плечи тяжелым грузом. Возможно таким, какими легли на твои плечи разочарование и обида за мои действия. Потому я сам принял решение. И несколько дней назад ты стала настоящей киндрет.
Сидящие под потолком птицы неожиданно сорвались с места и закружили над их головами, громко крича. Отыскать среди них ту, что недавно сидела на плече у девушки было невозможно. Крики птиц становились все громче и перепуганней, пока они не начали падать замертво вокруг сидящих на полу подростков. Голос же Иноканоан звучал непривычно, он никогда не говорил таким тоном с сестрой, отстранено и устало.

[jok im:https://pp.vk.me/c616319/v616319308/d391/0bSB1_zG938.jpg]Иноканоан[/jok]
Би 2 - Молитва
Павел Пламенев - Герой с тысячью лиц
Одна из птиц ожила, послушная воле маленькой хозяйки Грани. В душе у Лигамента потеплело, если у него конечно была душа, в чем он собственно был неуверен.
- Я прощу тебе все, даже собственную смерть, но.. – девочка запнулась, но он уже знал, какие догадки сейчас терзают ее, - ты отдал меня. Чей я птенец? Атума? Эссскиия..
Имя той, что брат принял в клан ради ее спасение прозвучало так, будто вместо Соломеи перед ним стояла змея, очень сердитая змея. И яд, которым она так мечтала наградить свою жертву оказался нерастраченным.
- Ты обещал мне…
Птица снова осела на пол, жизнь в ней больше не теплилась. Да, у малышки совсем мало сил, неприятно. Да и обвинение было оправданное. Эския не погибла. 
- Я не мог стать отцом твоей новой жизни, ведь иначе ты могла стать фериартос, а не легаментиа и была бы еще дальше от меня, - такой расклад едва ли больше устроил сестренку, и он это понимал как никто другой, - Или могла просто не проснутся. Я не мог так рисковать.
Мальчишка неотрывно смотрел в сторону. Перемена цвета ее глаз снова на человеческий подействовало отрезвляюще, как ледяной душ на человека, залезшего в ванну чтобы согреться.
Она не верит мне..
Зеркало, весящее на стене содрогнулось, пойдя волнами, как потревоженная вода в озере. Но стоило им успокоиться, как звук бегущих по стеклу трещин громом раздался в тишине большой комнаты. Символ клана, вовремя. В зеркальной поверхности теперь было больше 9 их отражений. Он не планировал этого, просто Грань среагировала на мысли хозяина, сама воплощая их в реальность.
- Эскии больше нет в этом мире и она никогда не вернется, - он не стал уточнять жива ли она, понимая, что Соломея услышит разницу в значении фразы и поймет его правильно, - За все что я сделал ты можешь злиться сколько тебе угодно. Годы, века. Я подожду, - он усмехнулся чуть жестко, обнажив клыки, - твое место возле меня.
Решения и действия были спонтанные, будто у человека, напуганного и не знающего как поступить. Эти эмоции были забытыми и в тоже время новыми. Он греб ее в охапку, так что наверное просто не оставил воздуха для дыхания, не давая возможности двигаться, вырваться. Пускай мгновение, но она будет рядом. Как и должна быть.
- Ты – мое безумие, часть моей души. Мы сможем существовать только вместе. Но мне нужно чтобы ты сама это поняла.
Он наклонился и губы едва ощутимо коснулись ее губ. Доля секунды, не больше и Лигамент отпрянул, отпустив девочку раньше, чем она стала вырываться. Он даже отступил на шаг назад, будто понимал что ей нужно это расстояние между ними, пока она не простила его.

За спиной его возникли такие знакомые ей по их играм в «шахматы» ножны. Сейчас в них было не то ружье в виде спрута, с которым он стартовал иногда, а два красивых средневековых кинжала с узорчатой вязью, так похожей на ту, что люди называли эльфийской.
Достав один из них, Иноканоан поднял на девочку взгляд полный азартной злости, слишком безумной, чтобы она могла вселить хоть какое-то спокойствие.
- Я теперь не знаю, что творится в твоей голове. И хотя это непривычно, но по своему даже забавно, - он рассмеялся беззаботно, пряча глубоко во взгляде страх того, что теперь не совсем знал, как себя вести, - Я нарушил обещание и обидел тебя тем, что хотел защитить? Отомсти мне в бою. Играть будет весело, - этот бой будет не таким как другие.
Правая его рука метнулась к ножнам и вытащив один из кинжалов, направил его к руке, на которой и так была рана. Движение было быстрыми, острое лезвие прошлось вдоль и на его коже появилась еще одна струйка крови, но теперь уже обычной, человеческой. И тут же затянулась. В отличие от раны от укуса.
- Ты любила эту игру. Подари мне ее, а потом можешь поступить так, как хочешь.

Жестокая шутка – предлагать ей игру, зная, что она практически бессильна. Но думать, что Соломея не найдет выход, было так же глупо, как допустить, что она обидится на это неравенство. Эта девочка была особенной. Именно потому она, а не любая другая иллюзия, смогла остаться рядом с ним и выжить сколько веков подряд. Она могла не только позабавить его, но и умудрялась порой удивить, что было уже не так и просто.

Растерянный взгляд по сторонам, слабый огонек в ладошке. Она была сильна тем, что умела действовать быстро, не размышляя и обдумывая любое движение, как поступают те, кто боится неизвестности и ошибки. И главное, она умела отвлекаться, настолько сильно увлекаясь игрой, забывая грани реальности, что заставляла и его самого поверить в это. Поверить что безумие, преследовавшее его, не проклятие совсем, а дар. Хотя, многие посчитали бы это глупостью.

Шаг в ее сторону, и в него вдруг полетела тушка мертвой вороны, состоявшей из книжных страниц, но уже настолько реальной по очертаниям, что ее происхождение выдавали лишь необычная окраска, да странная форма перьев. Атаку он отбил, разрубив несчастное существо кинжалом, потом еще одно и еще. Безумная игра вдруг так увлекла, что он улыбнулся, и увидел, как она кружится посреди комнаты, смеясь. Вся их ссора казалась глупостью и выдумкой, неудачный вариантом будущего, не имеющим права на воплощение. Хотя это было не так, конечно.
С теми силами, которыми сейчас обладала Соломея, ему ничего не стоило раздавить, ее как насекомое. Это было неприятно и сильно ограничивало даже возможности их игры. Потому, он легко поддался, когда она решила напасть и дал повалить себя на пол. Не удержавшись, Иноканоан расхохотался, громко и заливисто. И в большой пустой комнате смех отбивался от стен, создавая эхо и творя совершенно нереальные отзвуки безумия.
Когда она была рядом, даже мир ощущался иначе. И сейчас в ее взгляде не было той злости. Ее глаза изучали его так, будто пытались запомнить каждую черту или может – вспоминали.
Она наклонилась, и губы едва ощутимо коснулись его шеи, забирая горячую каплю серебряной крови. Легамент закрыл глаза от этого касания, и тут же снова открыл, наблюдая как безумие его силы скользит в ее чертах. Уже она то могла ощутить эту силу во всех красочных оттенках ее проявлений, куда уж той Фелиции. Но еще интереснее было наблюдать перемены. Он даже представить себе не мог, что новорожденный киндрет способен так долго не просто преодолевать свой голод, но и противится желанию выпить предложенную добровольно кровь.
- Я голодна, - в ее голосе было что-то новое, непривычное. Сердитый дикий зверек, утоляющий жажду только кровью, поселился в ее глазах. Теперь вишнями дело явно не обойдется, - мелькнуло в его голове и Лигамент улыбнулся. Раненая рука, с которой крупными каплями все еще стекала на запястье серебряная кровь,  потянулась к его шее, по пути отращивая себе длинные когти, больше похожие на лезвия, которым мог бы позавидовать дикий зверь. Когти медленно впились в шею, разрезая кожу, оставляя на шее 4 продолговатые раны, будто нанесенные скальпелем. Иноканоан смотрел на нее глазами, полными изучающего восхищения, азартные  и насмешливые чертята, так любящие ее дразнить во время сражений, снова показались в них. Он сейчас изрядно развлекался.
- Понимаю, - он поднял руки, показав ей ладони, и этим же движением поднося раненое запястье чуть ближе к ее губам, и через мгновение убрал руку за голову, пачкая темные волосы серебром. Не навязчивым предложением, а жестом сдающегося человека, от которого легко отмахнуться. Порезы на шее тоже начали кровоточить. Струйки серебряной крови медленно стекали по коже, образуя на полу маленькую лужицу, - Или может ты желаешь человеческой крови?
В его словах не было насмешки. Он просто хотел дать ей выбор. Чтобы не вышло, что девочка снова ощущается себя куклой, только теперь потому, что не обладает достаточной силой, чтобы принимать решения сама. Пока не обладает, хотелось верить.
Легкое движение ладони, которым он так любил сопровождать собственное колдовство, хотя совсем и не нуждался в этом, было чем-то схожим с привычкой. На кровати позади них появился красивый молодой человек в деловом костюме. От него веяло легким запахом дорогого парфюма и красного вина. Его грудь медленно вздымалась и опускалась, судя по спокойному дыханию, незнакомец просто спал, утомленный долгим праздником. Иноканоан не питался кровью людей, но не раз слышал рассуждения Миклоша о том, что кровь любителей деликатесов и хороших вин лучше на вкус, потому решил доверится словам гурмана.
- Я приму любой твой выбор.