Карету трясло и укачивало. Казалось, колёса не пропускали ни одной кочки на этой видавшей виды тропе. Регина зло подпрыгивала внутри и неистово хмурилась, с трудом держа себя в руках от того, чтобы не превратить в жабу единственного оставшегося у неё кучера. Королева сегодня с самого утра была не в духе. Подготовка к проклятию продвигалась будто нарочито медленно. Мысли Королевы вообще были сегодня сплошь мрачные и безрадостные, под стать её чёрному узкому платью в пол и накидке из перьев ворона. В окошко кареты проплывали, сливающиеся в одно, деревья опостылевшего серого леса. Пасмурное небо приглушало его приятные зелёные тона и делало совершенно невзрачным. Регине казалось, день не мог стать ещё хуже, как вдруг лошади недовольно заржали, и карета, жалобно подскочив на очередном ухабе, внезапно остановилась. Помедлив буквально с секунду, Регина поднялась и, распахнув настежь дверцу, недовольно вынырнула наружу, сходя по ступеньке на землю. Отчасти с любопытством, но по большей степени с желанием по-своему разобраться с тем, что помешало её, и так не слишком увеселительной, поездке.
- Ты... - только и смогла она злобно выдавить, ошарашенно смотря на стоящую прямо напротив Белоснежку. Судьба, очевидно, просто издевалась над Региной, столкнув на узкой тропе её черную карету со светлой каретой принцессы. И если бы ещё только это... Взгляд Королевы невольно опустился на округлый живот падчерицы, который она прикрывала, будто стараясь как-то защитить, скрыть от Регины. И даже отшатнулась от мачехи назад. Королева же просто замерла не в силах выдавить ни слова. У неё их просто напросто не было. Только злость от несправедливости судьбы, вперемешку с обидой, жёстко кольнувшей в сердце, охватила Королеву целиком. Она не мигая смотрела на падчерицу, а в голове мелькали, отвратительно щемящие душу до боли, мысли. Если бы не та, что стояла сейчас перед Региной, сверкая своим счастьем напоказ, Королева, возможно, и сама бы уже носила ребёнка Даниеля и была бы самой счастливой на свете... ОНА УКРАЛА абсолютно всё её счастье! Белоснежка!

Отредактировано Regina Mills (2014-04-10 02:48:49)

Сердце Регины будто пронзили ножом и с упоением проворачивали лезвие в кровоточащей плоти. "Первая брачная ночь - не думаю, что она сейчас страдает", вспомнились Королеве ехидные слова Малифисент и она только скрипнула зубами, сверля потемневшими глазами сияющую девушку, стоящую перед ней. Чувство бессилия просто выворачивало наизнанку. Регине начало казаться, что её саму начинает тошнить. Но несмотря на то, что творилось внутри, наружу это прорывалось лишь ненавистным взглядом и на первые мгновения помрачневшим лицом. Она мимолётно уловила подсознательный страх Снежки, который та так же старалась не показывать слишком явно, как и Регина свои чувства. Хотя, очевидно, каждая из них отчасти догадывалась, что творится с другой.
- Я смотрю, вы с Прекрасным времени зря не теряли, - Королева усмехнулась с лёгким отвращением, переведя взгляд на лицо падчерицы, и небрежно разгладила невидимые складки идеально сидящего платья на своём плоском животе. - Так вот почему мои зеркала вечно покрывались испариной, стоило мне "проведать" вас, - Регина брезгливо скривилась, - Какое облегчение, что, наконец, это прекратилось, раз вы добились своего, - она бы сейчас с радостью разбила с десяток сотен зеркал, если бы это помогло и причинило хоть каплю боли Джинну, который настолько отвратительно выполнял то, что от него требовалось и не сообщил о таком событии в жизни падчерицы Регины. Хотя, возможно, здесь было какое-то магическое заклятие, не позволяющее Зеркалу увидеть ребёнка. Но отчитать его всё равно стоило.
Королева невозмутимо сделала несколько шагов вперёд, протянув руку, чтобы дотронуться до живота Белоснежки.
- Наверняка, уже придумали имя? - предположила она, стараясь казаться наиграно благодушной.

Живот был округлый и тёплый. Королеве казалось, что даже через лёгкие ткани светло-кремового платья, она чувствует пульсацию зарождающейся жизни. Жизни ребёнка её кровного врага. Маленькое сильное  сердечко будто совершенно ощутимо выстукивало на прохладных пальцах Королевы, плавно лёгших на живот падчерицы. Первой ассоциацией захотелось с силой сжать ладонь, круша это живое счастье той, что разрушила всю её жизнь.  Но Регина этого не сделала. Во-первых - пока ребёнок был в утробе матери, она ничего не могла с ним поделать так же, как и с ней самой по воле этого чёртового Румпельштильцхена. В во-вторых - к детям Королева всегда испытывала совершенно иные чувства. Она была к ним благосклонна, они вызывали у неё какое-то светлое чувство, давно забытое. Материнское, такое естественное. Чувство любви и заботы. Вот только никто не желал принять его и проявить к Королеве любовь в ответ. И в такие моменты она искренне удивлялась почему, ведь предлагала от всей души и открытого сердца. Дети бежали от неё, собственно, как и большинство взрослых. Но если последних она могла раздавить одним поворотом запястья, то с детьми так поступить у Регины не поворачивалась рука. По крайней мере лично.
Прикосновение ладони Белоснежки, лёгшей поверх пальцев Королевы, словно лёгким разрядом тока пронзило её, провоцируя отдёрнуть руку. Но опять-таки - Регина сдержалась, оставаясь совершенно спокойной. Лишь подняв пронзительный взгляд  от живота падчерицы на её добрые глаза. Она форменным образом издевалась.
- Для этого нужно быть частью семьи, - усмехнулась Королева презрительно. Она уже давно ею не являлась. Да и хотела ли? Да - Регина хотела ту семью, которой Снежка её лишила в юности. Но скоро и она лишит падчерицу всех, кто ей дорог. В том числе и этого ребёнка.
- Наслаждайся этими оставшимися месяцами, - Регина приторно улыбнулась, чуть склонив голову набок, снисходительно наблюдая за Белоснежкой, и ласково провела ладошкой по животу, - Это единственное время, которые вы проведёте вместе.
Злость перетекала в удовольствие в такие моменты. В какую-то нездоровую лихорадочную радость, когда ты можешь задеть, испугать, унизить своими словами и скрытыми угрозами. Особенно, когда всем известно, что это не просто угрозы - что обычно они бывают исполнены. Регина чувствовала страх Снежки, который питал её изнутри. Чувствовала всей кожей. Пусть даже Белоснежка пыталась этого и не показывать - каждая мать боится за своего ребёнка.  А у Регины была чудесная интуиция на чужой страх.  Захотелось удовлетворённо поёжиться и почти замурлыкать - ощущение собственной скорой победы опьяняло, затуманивало даже привычную злость и всю эту растерянность, что завладела Королевой в первые несколько минут.
Убрав руку и нехорошо усмехнувшись, Регина повернулась, направившись к своей карете. Но по дороге всё же притормозила и обернулась.
- Так как вы его назвали? - как ни  в чём не бывало поинтересовалась она, пряча издевательскую улыбку в уголке губ, - Хочу быть первой, кто пришлёт с гонцом именной подарок. Или, быть может даже привезу лично.

Регина лишь холодно улыбнулась. Улыбка была мёртвая, неживая. Потому что в тёмных глазах не было того света, той радости и лучиков счастья, что озаряют всё лицо при искренней улыбке. Регина фальшивила. И она знала, что это видно. Она даже слегка нарочито выставляла это напоказ, выказывая своё презрение к падчерице, зная, что она заметит неискренность и холодность Королевы. Это заметил бы любой идиот. Особенно зная Злую Королеву - врят ли кто-то поверил бы любой её, даже самой искренней или доброжелательной улыбке.
- Не все, - заявила она наивной Белоснежке. - Я ничего не боюсь, - заявление самонадеянное, но сказанное с такой долей уверенности, что врят ли кто бы осмелился опровергнуть его. Даже сама Регина. Ведь, как говориться, если долго что-то твердить, в итоге и сам поверишь  в это. Плюс - за охватывающей её постоянно злостью, Регина уже давным-давно не видела страха. Разве что в те редкие моменты, когда он вынужденно показывался наружу, но быстро убирался обратно, в глубины тёмной измученной души Королевы.
Развернувшись обратно, Регина проследовала к карете. Всё было сказано, ничего не могло быть сделано. Они обе успешно солгали друг другу, понадеявшись, что соперница проглотила услышанное  и увиденное. Возможно, у Регины ложь получилась лучше - Снежка не могла чётко контролировать свои эмоции так, как могла это делать Королева, наученная многими годами своего существования без Даниеля.
И она знала, что имени ребёнка сейчас не услышит. Со стороны Снежки это было бы безусловно очень опрометчиво, но язвительность в вопросе того стоила. Королева изящно преодолела пару ступенек кареты, устраиваясь внутри, позволяя слуге подобрать подол своего длинного узкого платья и устроить его в ногах, на дне. Стражник отправился на своё место в конном сопровождении, а Регина, чуть насмешливо склонив голову, приоткрыла дверцу своего экипажа, обитую чёрной кожей, и высунулась наружу, скривив губы в подобии презрительной улыбки. Белоснежка была уже в карете. "Интересно, как она думает разъезжаться?", Регина точно знала, как им это сделать. Она не могла тронуть падчерицу, но могла избавить её от ненужного. Белый экипаж, вместе со всеми лошадьми окутался фиолетовой дымкой, и, спустя мгновение, на обочине оказались Принцесса и её стража, в то время, как карета со всеми лошадьми исчезла в неизвестном направлении.
Регина премило улыбнулась падчерице на прощание, захлопывая свою дверцу и наблюдая за растерянными лицами слуг Белоснежки, как и за самим лицом девушки, через небольшое окошко. Кучер тут же пришпорил коней, и чёрная карета беспрепятственно двинулась дальше, слегка набирая скорость, увозя с собой Королеву и оставляя позади её ненавистную падчерицу. Регине было абсолютно плевать, как та будет добираться до своего дворца и сколько это займёт  у неё и её слуг времени.
Она оставила их глотать пыль из под копыт своих лошадей - позади, как скоро и будет, как только проклятие вступит в свои права.