Она шла по какому-то странному лесу. Деревья были высокие, намного выше ее роста, с толстыми оранжеватыми стволами, но тени не давали почти никакой. Полуденное солнце нещадно припекало рыжую макушку.
На самом деле, странные лесы в Стране чудес совершенно не были странными для коренной жительницы. Но в этот раз Хайге казалось, что что-то с этим лесом не так. Тут не было птичек, каркающих и свистящих ей вслед. Не было тропинок, пытающихся завести ее в чащу. Ту даже не было грибов, которые в любом уважающем себя лесу попадались почти под каждым деревом. Возможно, этот конкретный лес себя не уважал. Или все-таки был странным.
Зайка подняла глаза к ослепительно голубому небу, проблескивающему сквозь жиденькие кроны деревьев. Как она вообще сюда попала? Забыла... Вот так всегда. Выйдешь из дому, пойдешь погулять – и вдруг забудешь обо всем на свете. Она даже молоток свой не прихватила!
Наверное, ошибкой было смотреть на небо и продолжать идти. Обычно такая небрежность заканчивается сломанной ногой или разбитым носом. Хайге же повезло. Она просто уткнулась в дерево.
- Здравствуй, дерево, - сказала вежливая Хайга, всматриваясь в оранжевую кору. Что-то она ей смутно напоминала. – Прости, что так вторгаюсь в твое личное пространство, но не подскажешь ли, где я и как отсюда выбраться?
Дерево обиженно молчало. Зайка выжидательно таращилась. Нет, положительно оно что-то ей напоминало. Что-то такое знакомое, сочное, вкусное.... Хайга осмотрела ствол, от земли и до верхушки, и хлопнула себя по лбу. Да это же морковное дерево! А она-то думала, они все давно вымерли и стали ископаемыми.
- Ах, милое дерево! Я так рада тебя видеть! – она нежно обняла ствол и впилась зубами в сочную мякоть.

Не успела Хайга как следует насладиться морковной древесиной, как откуда-то сверху послышался знакомый голос. Она узнала бы этот голос среди тысяч других, этот нежный тембр, эти интонации, такие близкие и родные…
- Кто там? – задрала она голову вверх, но так и не смогла высмотреть в вышине владельца волшебного голоса.
Чашка, падающая так медленно, словно ей приходилось преодолевать небесное тяготение, приближалась ко лбу Зайки. Она зажмурилась, ожидая удара. Но удар не последовал. Горошки дружно спрыгнули с чашки и словно на парашютике, мягко опустились вместе с ней на траву.
Пока Хайга думала, как пособирать разбежавшиеся горошки обратно на чашку, сверху спустилась веревка и деловито принялась обматываться вокруг нее. Моток за мотком и вот Зайку уже спеленали не хуже, чем поросенка.
- Н-нет, - возразила Зайка, размышляя, как же ей исхитриться и поднять чашку, если вся она крепко обмотана, - я пришла за водой.
Наконец она исхитрилась пнуть чашку так, что та подскочила и оказалась у нее на голове.
- Наверх, пожалуйста, - попросила она разговорчивую веревку, - у вас ведь там вода?
Но услышать ответ она не успела, а даже если успела, то не осмыслила, потому что как только она оказалась на верхушке жиденькой морковной кроны, то наконец-то узнала владельца голоса.
- Джефферсон! – попыталась прыгнуть ему в объятия Хайга, но подозрительная веревка крепко накрепко держала ее в своих лапах. Если у веревок бывают лапы. – Джефферсон, как же я рада тебя видеть! И слышать!  И вообще!
Пока Зайка дергалась, чашка опасно балансировала на ее голове, но покидать облюбованное место не собиралась. Тем более, что прическа Хайги сейчас так удобно напоминала гнездышко, в котором мамы-чашки высиживают своих чашечных птенчиков.

Хайга очень боялась, что чашка упадет и разобьется. Но Джефферсон, как истинный герой, спас этот прекрасный образец керамики и унес куда-то. Зайка очень надеялась, что недалеко. Ведь хотелось бы еще раз увидеть прекрасную чашку в горошек. Да и Шляпника, в общем, тоже.
Зайка так замечталась, что от этого у нее закружилась голова. Открыв глаза, она поняла, что это не у нее голова закружилась, а мир вокруг. Все кружится и кружится. Верхушка морковки уходит из-под ног, удаляется….
Хайга испуганно заморгала, не понимая, что же происходит. Неужели съеденный кусок дерева, словно грибы, был волшебным? Как же ей теперь быть? Улететь далеко-далеко и никогда не вспоминать милого Джефферсона?
Но рыцарь в шляпе не дал даме пропасть в вышине. Ухватив ее за атласные туфельки (странно, ведь у Хайги таких отродясь не было), он спустил ее с небес на землю. И прямо в свои объятия. Зайка восхищенно ахнула. Но только она хотела запечатлеть поцелуй на щеке своего спасителя, как в дело вмешались какие-то очень не вежливые пчелы.
Что произошло дальше, Хайга осознала очень смутно. Только что ее все еще не отпустили с рук, но она опять куда-то летит. И Джефферсон летит вместе с ней.
- Аааааааа! – взвизгнула она, крепко цепляясь за Шляпника. А то вдруг он решит ее отпустить? – Джефферсон, что это??? Куда мы летим??
Очевидным ответом на вопрос было «вниз». Но очевидные ответы такие очевидные, что порой их не замечаешь. Да и летели они слишком долго. Дерево уже должно было закончиться секунд двадцать назад, а они все летели, и летели…
Мимо них пронеслась та самая чашка с горошками. Только летела она не вниз, а вверх. Что совершенно Хайгу не удивило. Потому что следом за чашкой неслась банка с зеленой краской, разбрызгивая вокруг мелкие брызги.

Хайга с ужасом следила за тем, как краска из банки уверенно разбрызгивается на все вокруг. Ей было совершенно все равно, что зеленые пятна очутились на ее рыжих волосах, и на лице, и на новой блузке с вишенками, и даже на непонятно откуда взявшихся атласных туфлях. Она, как заправская художница, привыкла быть измазанной краской.
Зато Джефферсон – наверняка не привык. Но зеленый монстр не пожалел его чудесный длинный плащ, который добавлял молодому человеку столько шика и таинственности. Впрочем, пятна все же немного таинственности добавляли. Ведь теперь каждый встречный мог задаваться вопросом: а почему это Шляпник ходит в плаще с зелеными пятнами? Это какая-то новая мода? Или, может быть, какие-то чары? Или он просто переел пятнистых вертоскоков?
Бедное заячье сердечко, и так учащенно бьющееся от всей неоднозначности ситуации, забылось вдвойне учащенней, когда Джефферсон своим собственным шелковым платочком начал оттирать пятно с ее щеки. Она бы отдала все на свете, чтобы этот миг длился вечность. Даже свой уютный домик вместе с грядкой и запрятанным под диваном носком, в котором хранились все ее сбережения, и даже свой любимый молоток, который никогда нигде не оставляла, и даже три мешка мха, лежащие в подвале и ждущие, пока госпожа художница решит, куда их пристроить.
Но миг был безнадежно и бесповоротно испорчен нахальной мордахой, высунувшейся из банки с краской. Хайге так и хотелось огреть зверюгу молотком по носу за то, что испортила этот интимнейший момент.
Джефферсон, проявив чудеса дипломатии, быстренько отделался от банки и ее зеленого жителя, а потом ошарашил Зайку вопросом.
- Наверняка там, где пристают, - задумчиво ответила она, не мигая смотря ему в глаза.
Ей казалось, что стоит ей моргнуть и Шляпник исчезнет, развеется, словно дым. Они продолжали падать. Хайга продолжала молча не моргать. Она молчала не потому, что ей нечего было сказать. Просто глаза у нее слезились от желания моргнуть. И чтобы унять это невыносимое желание, она задержала дыхание. Где-то она слышала, что это помогает не моргать. Или там было о не икать...
Додумать мысль Зайка не успела, потому что ее с громким хлопком встретила земля. Естественно, от испуга она закрыла глаза и... поняла, что в окружающей ее темноте потеряла Шляпника.
- Джефферсон! Джефферсон, где ты?! – завопила она, шаря вокруг себя с закрытыми глазами. - Где ты? Я тебя не вижу!!!

"Здесь я..." – тихий, нежный шепот в правом ухе.  "Здесь я..." – еще тише звучит в левом.
Хайга растерялась. При чем на столько, что еще немного растерянности – и Джефферсону пришлось бы играться с паззлом "Собери себе Зайку". Но он успел вовремя. Коснулся ее руки и все растерянные части словно магнитом потянуло к пульсирующей теплом точке прикосновения.
- Ох.... – выдохнула Зайка, открывая глаза и сквозь застилавший их туман слез осматриваясь. – Это же...
Но она не успела договорить, что же это такое. Два совершенно невоспитанных цветка ужасных расцветок – грязно-зеленого (не мешало бы его помыть!) и электрического синего (этого мыть не стоит, разве что запастись резиновыми перчатками и галошами) – разрушили их уединение.
- С отстани, - обижено ответила Хайга, поворачиваясь к цветам спиной.
Она ничему не удивлялась. Она была коренной жительницей Страны Чудес. Иногда ей даже казалось, что на столько коренной, что она уже пустила корни и совсем никак не сможет сдвинуться с места.
Ее воображаемые корни не помогли ей сохранить равновесие, когда морковка поспешно ушла под землю. Или на поверхность. Трудно было сказать. Но Зайке пришлось ухватиться за Джефферсона обеими руками, чтобы не упасть.
- Без понятия, - ответила Хайга таким же громким эротическим шепотом, слышимым за несколько метров от них. – Но уверена, нам надо, как обычно, идти прямо, никуда не сворачивая с тропы – и все будет хорошо.
Сказала – и потащила Шляпника за ближайший угол. А за углом их ждал кот. Не Кот, который Чеширский Кот, а просто кот. Рыжий и с наглой мордой. Он сидел, прижав лапой едва трепыхающуюся мышь, и пялился на помешавшую его обеду парочку.
Сердце Хайги жалостливо сжалось при виде несчастной мышки. Ей вспомнилась Сонечка. Правда она была размером побольше той, которую нещадно давил рыжий. Зайка сжала руку Джефферсона и глянула на него полными слез глазами, как будто хотела сказать «Ну сделай же что-то!»

Можно ли наступить на хвост коту, сидящему вверх ногами, то есть, простите, вверх лапами, и при этом самому оставаться в нормальном положении? Если очень постараться, то можно. А Джефферсон старался очень. И у него так хорошо получалось, что Хайге даже показалось, что он всю свою предыдущею жизнь только и делал, что наступал на хвосты котам.
Ей даже немножко стало жаль кота. Совсем-совсем немножко. Да и то только до того момента, пока Шляпник попросил у хвостатого прощения. Зайка всегда считала, что извинения – лучшая компенсация за причиненный ущерб. Если не учитывать трех килограммов моркови, мешка гвоздей и браслетика дружбы, которые ей однажды преподнесли за причиненное неудобство соседи, слишком шумно строившие сарай верст так за пять от ее дома.
- А можно? – с сияющими от счастья глазами спросила Хайга рассматривая стоящую вверх лапками мышку.
Глазки-бусинки с интересом взирали в ответ. Зайка осторожно коснулась шерстки спасенной грызунки. Она была гладенькая, коричневая и сладко пахла. Хайга моргнула пару раз удивленно, потом выхватила мышь из рук Джефферсона и с наслаждением откусила ей голову.
- Мммм, - довольно протянула она, - хочешь? – и протянула Шляпнику остальную часть мышки истекающей чем-то сладким и тягучим. – Моя бабушка была саблезубым зайцем, - начала объяснить она, - и учила нас, как отличить настоящих мышей от…
Но договорить не успела. Живот как-то странно скрутило, остатки мыши выпали из пальцев, а сама Хайга почувствовала себя так, словно прошла свою обычную трансформацию из человека в зайца в тридцать восемь раз быстрее.
Нет, она не превратилась. И даже уши не появились, как обычно бывало в стрессовых ситуациях. Она просто почувствовала, что что-то потеряла. Что-то важное. Очень-очень важное. Возможно, самое важное в ее жизни.
Пару долгих мгновений Хайга стояла, смотрела вдаль и думала, что же она потеряла. А потом поняла. Джефферсона. Его нигде не было. Или, по крайней мере, его не было там, где была она. Зайка испуганно закрутилась вокруг, пытаясь разглядеть что-то в надвигающейся тьме.
- Аууууууу! – завыла тьма. – Есть здесь кто?
Зайка застыла на месте. Тьма застыла в ответ.

То, что произошло дальше, казалось дурным сном. А может и не дурным. А может даже и не сном. Так, очередное чудесатое событие, коих в Хайга помнила немало в своей жизни. А сколько еще было таких, которых она не помнила, ответить она не могла. Не помнила ведь.
В кутерьме последующих событий у нее закружилась голова и все вокруг поплыло. Ее зеркальное отображение, фыркающее, вытирающее руки о передник. Захлестывающая их обеих тьма. Фонарь и Сверчок. Вздох. Стук сердца. Стенания скрипки. Стук. Вздох.
Хайга закружилась в танце. Сама, без своей зеркальной двойняшки. Просто закружилась. И даже не в танце, в беспорядочном движении, пытаясь справиться с накатившим на нее головокружением. И чем быстрее она кружилась, тем меньше кружилась у нее голова.
Вот она уже остановилась, задыхавшись, открыла глаза. Мир перед ней колебался в неясном свете керосиновых фонарей. На мостике, в не рассеянной еще тьме, Зайка увидела кого-то. Увидела и побежала навстречу. Она, знала, ее там ждут.
- Джефферсон! – кричала она, стуча каблуками по деревянному настилу мостика. – Джефферсон, я здесь! Я тебя нашла!
Но только ее рука коснулась его руки, как мостик под ними растаял. Растаяла и речка. Растаяли керосиновые фонари, звуки скрипки, даже тьма и та растаяла. А Хайга с Джефферсоном снова падали. Только в этот раз, падая, они перевернулись, и падали теперь не вниз, а вверх.
Было светло и тихо, как будто в чайнике. Сама зайка в чайнике никогда не бывала, но неоднократно слышала об этом от Сони. Только их с Джефферсоном чайник был нескончаемо высоким. Или глубоким.
Они все падали, и падали, а Хайга никак не могла отвести глаз от Шляпника. Но когда ей пришлось моргнуть, она словно очнулась.
- Ох, а ведь мы падаем, - пролепетала она и шагнула в сторону.
В стороне была дыра. Как только Зайка очутилась в дыре, она перестала падать, и потянула за собой Джефферсона.

Там, где они оказались, было тепло и влажно. Раньше Хайга не замечала, на сколько здесь тепло, даже, можно сказать, жарко. Хотя повышение температуры можно было списать на близость Джефферсона, каждая мысль о котором заставляла Зайку краснеть даже в тех местах, которые краснеть, вроде бы, не должны. Как ее заячьи уши например. Влажность же явно присутствовала, что можно было легко отследить по моментально завившимся в тугие кудряшки рыжим локонам, обычно свободно ниспадавшим до плеч.
Додо, появлявшийся как всегда не вовремя, в кои то веки сделал что-то полезное свои появлением. А именно - вынудил Шляпника крепко прижать Зайку к себе, от чего у нее сердце заколотилось вдвое быстрее, а зубы, словно вдогонку, начали выбивать чечетку. Нервы. Говорила же ей госпожа Креветка не злоупотреблять травяными чаями.
- Н-н-нет, - замотала она головой.
Джефферсон, кажется, не поверил. Возможно, ее выдал стук зубов. Или судорожно уцепившаяся в его камзол рука. Хайга не боялась высоты в том смысле, в котором не боятся ее воздухоплаватели или канатоходцы. Она боялась ее так, как двухмесячный котенок, смотрящий вниз с дерева, на которое неизвестно как забрался, убегая от дворового пса. Она не боялась высоты, пока они падали. Но сейчас, стоя на краю, из всех сил цеплялась в Шляпника, опасаясь, что в любой момент его нога соскользнет и они повалятся в пропасть.
Впрочем, пока что валиться в пропасть молодой человек не собирался. Он собирался пить чай. Действительно, самое время для чая. Как хорошо, все-таки, что Додо им напомнил. Вспомнив о чае и позабыв о страхе, Хайга оперлась на предложенную ей руку. И тут на них обрушилось нечто, белесое и твердое, напоминающее огромные снежные шары, из которых она в детстве вместе с другими обитателями приюта лепила снеговиков, только не желтое и не кубичное.
Снежный ком неправильной формы, цвета и температуры врезался ей в живот с огромной скоростью, сбивая с ног. Она услышала окрик Джефферсона, громким эхом отбившийся от стенок, но ответить побоялась. Она даже дышать боялась, чтобы ненароком не разорвать уголок платья, которым зацепилась за малюсенький, почти незаметный выступ, мелкий изъян, закравшийся в идеальную форму чайника.
- Джефферсон, я здесь... - едва слышно прошептала Хайга.
Она зажмурила, пытаясь уберечь глаза от поднимающегося снизу пара. Если бы могла, то закрыла бы и уши, чтобы не слышать гудение закипающего чайника. Но каждое движение грозило закончиться падением в кипяток.